АДАПТИВНАЯ ЗООПСИХОЛОГИЯ

Новые знания - новые возможности

Наши партнеры

 

 

Интеллект или инстинкт?

© Н.Д.Криволапчук

Согласитесь, то, как мы воспринимаем своего питомца - как лучшего друга или, напротив, как домашнего неприятеля, способного омрачить каждую минуту совместного существования - зависит в первую очередь от характера и поведения собаки. Почему же собака живет и действует именно так – из благородства и незаслуженной нежной любви к человеку? Или, как полагают другие, всё, что делает собака, продиктовано мести за непростительные проступки хозяина, из неискоренимого протеста всего рода собачьего против людей-угнетателей? 

Есть и третья точка зрения: собака вообще не способна испытывать желаний, стремлений, эмоций, не может преследовать никаких целей, поскольку все ее поведение обусловлено только врожденными инстинктами и – в случае удачи хозяина – условными рефлексами, выработанными в процессе дрессировки. По этой теории считается, будто у собаки нет собственной воли, инициативы, разума и прочих высоких качеств, приписываемых исключительно человеку, а есть только инстинкты и рефлексы. Именно эта идея изложена как единственно научный взгляд на вещи во всех советских руководствах по служебному собаководству, ею и продолжают вдохновляться современные наши дрессировщики. Еще в начале прошлого века Иван Петрович Павлов штрафовал сотрудников своей лаборатории за слова "собака хочет", "собака думает", поскольку предполагалось, будто собака никак не способна отнестись к событиям, ситуациям и их действующим лицам – даже в том случае, если ее морят голодом и потом изучают выделение желудочного сока при виде пищи.

Впрочем, разумно ли считать ученого непререкаемым авторитетом именно в том, что он отрицает? Эдак и воинствующий безбожник сделается непревзойденным теологом!

К чести отдельных граждан и специалистов из третьей категории надо заметить, что они порой допускают существование у собаки нервной системы, обладающей теми или иными свойствами, которые изучал тот же Павлов. Некоторые из них даже могут вполне удовлетворительно описать принцип действия условно-рефлекторной дуги. Однако устройство и законы функционирования нервной системы как единого целого остаются за пределами их интересов. Поэтому по их оценкам высшая нервная деятельность конкретной собаки, как правило, оказывается далеко не совершенной. Вопрос о том, чем это может быть обусловлено, задавать бесполезно. То ли у Вашей собачки нервная система крайне слабая (что бы это значило?), то ли вся ее родня подкачала, то ли порода вообще славится нестабильностью поведения и трудностями в дрессировке.

И все же собака, как и любое живое существо, не раскладывается на отдельные, обособленные друг от друга составляющие – наследственность, физиология высшей нервной деятельности, инстинкты, рефлексы, выработанные дрессировкой. В любую минуту и секунду ее жизни на нее влияет целый комплекс факторов, определяющих ее поведение. То самое, которое нравится нам или не нравится, радует или доставляет сплошные неприятности.

Думают ли собаки? Вопрос столь же провокационный, сколь и сакраментальный – люди задаются им уже много-много лет, но такого ответа, который устроил бы всех, пока не нашел никто. И по самим вариантам ответов отчетливо видно, что все зависит от того, как понимается само слово "думать". Это стало окончательно ясно, когда ученые принялись строить теорию искусственного интеллекта для компьютеров и попытались как можно строже определить саму постановку задачи. В качестве экс-специалиста по компьютерному интеллекту могу сразу Вам доложить, что за последние двадцать-тридцать лет решение этой задачи приблизилось совсем ненамного, несмотря на все усилия математиков, логиков, лингвистов и прочих ученых.

Многие из тех, кто занимался этой проблемой, явно или неявно исходили из определения мышления как свойства человеческого мозга, с его развитой неокорой. В теории искусственного интеллекта это, сообщу Вам для интереса, называлось антропоморфным подходом, а его сторонники требовали полного воспроизведения механизмов мышления человека. К несчастью, этим ученым сильно мешало то, что сами эти механизмы изучены очень слабо, так что каждому волей-неволей приходилось принимать за образец собственное мышление. И правда, в жизни мы тоже обычно считаем умным того, чей ход мысли и выводы как можно больше совпадают с нашими собственными.

Но ведь если задаться аксиомой, будто мыслить можно только по-человечески, то ответ вытекает из вопроса автоматически: никто, кроме человека, на это не способен! Что ж, я, возможно, и согласилась бы с этой точкой зрения, когда бы речь шла только о логике и разложении всего на свете на составляющие. Но ведь и мы с Вами думаем не только логически. Да и больше ценим, если честно, результаты неожиданные, творческие, не вытекающие напрямую из заранее определенной цепочки шагов.

Есть, однако, и другая точка зрения: неважно, каков сам по себе процесс мышления, был бы только его результат полезным и по какому-то критерию правильным. Лично мне этот взгляд на вещи намного ближе. Какая разница (да и кто это в точности знает?), как обдумывают ходы два шахматных гроссмейстера, какие внутренние процессы протекают в той и в другой нервной системе? Важно, кто из двоих выиграет партию, а за ней и матч в целом. А у шахматных компьютеров все устроено и вовсе по-иному, чем у человека, но это не мешает им выигрывать у чемпионов мира. Стало быть, никакое подобие тех процессов, которые мы называем словом "думать", вообще-то, не требуется. Так почему же тогда мы воспринимаем мыслительные процессы животных по принципу "он такой умный, что даже я его понимаю"?

Мы с Вами уже договорились, что вся жизнь любого животного, от простейшего до человека, направлена на полноценное удовлетворение реальных потребностей. Именно этим всё живое и занято, производя те или иные реальные действия, причем весьма желательно, чтобы вероятность достижения результата была максимальной, а затраты, напротив, минимальными. Стало быть, психология предполагает не только выяснение тех потребностей, которые составляют цель поведения, но и изучение способов достижения этих целей. А если учесть еще и то, что характер нужных действий и способ их выполнения существенно зависят от реального сиюминутного  состояния окружающей среды, то тут, согласитесь, есть о чем подумать. Не только зверю, но и его хозяину-человеку, чтобы понять, какие факторы влияют на выбор конкретных действий,

Прежде всего, это, конечно, непосредственно воспринимаемая информация о внешней среде и (неотрывно от нее!) о состоянии внутренней среды. И та, и другая информация может определять собой возникновение потребности. Точнее, следовало бы говорить об активации потребности. Например, нельзя же сказать, будто потребность в пище отсутствует хотя – нет, она до поры до времени дремлет. Но просыпается она по-разному: можно просто проголодаться, а можно и соблазниться особо вкусной пищей, совершенно не испытывая голода.

Допустим, собака проголодалась, что и послужило толчком к действиям. Первое, что ей предстоит сделать – это оценить доступность пищи, а дальнейшие события будут разворачиваться в зависимости от результатов оценки. Если пища под рукой (многие хозяева все-таки оставляют "на потом" корм в собачьих мисках), то всех трудов, как у коровы, только дойти. Да, это исключает нормальную для хищника умственную деятельность, но зато как удобно! И процесс принятия решения завершается, практически не начавшись – работа для мозга заключается только в нехитром анализе фактов и собственно реализации поведения. Максимум, что может несколько осложнить задачу – это распознавание пищи на предмет ее порчи за время стояния на открытом воздухе.

Есть хозяева, которые кормят собаку более или менее вовремя, не оставляя пищу стоять, но у них всегда можно выпросить хоть чего-нибудь. Как это сделать? К кому из членов семьи и как подольститься? А чем каждый из них занят и оторвется ли от дел, чтобы удовольствовать питомца? Тут уже появляется почва для раздумий – надо оценить не только собственное состояние, но и арсенал средств для того, чтобы разжалобить любящих людей, и возможные ответные действия человека.

Скорее всего, все умилительные приемчики и ужимки давным-давно освоены, хитрецу прекрасно известно, на что поддается каждый из хозяев. Тогда можно сэкономить усилия на планировании действий и конкретных маленьких хитростях. Общей оценки ситуации и заготовленных заранее тактических решений вполне достаточно, чтобы без дальнейших раздумий принять решение на уровне эмоций – да, мне хочется и я постараюсь. А если даже с первого раза задача не будет решена, ничего страшного! Не так важно, сколько времени займет выпрашивание подачки, всегда можно перепробовать разные варианты действий и в крайнем случае взять хозяина измором, а напрягаться особенно нечего – можно приступать к действиям.

Разумеется, что при необходимости самостоятельно добывать пищу одного только решения мало. Такие задачи не включают в себя действия, адресованные хозяину, но зато предполагают намного большую активность, а значит, и более детальное их продумывание. Надо сообразить, где эта пища может водиться; удерет ли она; если да, то как быстро и куда именно; а может, она спокойненько возлежит на соседней помойке, но ее придется отбивать у таких же оголодавших соперников (не обязательно того же вида, так что и боевые приемы могут быть весьма разнообразными). Я уверена, что к моим соображениям Вы без большого труда добавите и свои.

Когда приходится самому исхитриться, чтобы найти добычу и завладеть ею, преодолевая вполне понятное ее сопротивление, то зверю никак не обойтись без крайне важных интеллектуальных функций. Они включают сложное распознавание ситуации, прогнозирование с учетом вероятности того или иного развития событий, оценка статуса партнера и характера отношений с ним и многое другое. А поскольку при поиске добычи и завладении ею действовать приходится быстро, то важно заранее как можно тщательнее продумать конкретные способы достижения цели.

Вспомним, что во всех случаях жизни экономичность физических и мыслительных усилий в природе является вторым по значимости критерием при продумывании любой стратегии – ведь на любую активность, мускульную или психическую, затрачивается драгоценная энергия, которую хищнику добывать нелегко. Дикая родня наших собак живет по древнему принципу "сколько потопаешь – столько и полопаешь", так что затраты энергии и полученная прибыль вечно находятся в неразрешимом диалектическом противоречии. Поэтому для любых постоянно повторяющихся функций особую ценность  приобретают все "домашние заготовки", все разученные и оправдавшие себя варианты действий, которые позволят сэкономить и энергию, и время,  иногда играющее решающую роль.

Заранее подготовленные шаблоны поведения (их часто называют стереотипами) могут быть разными. Часть из них у животных (как, впрочем, и у людей) закрепляется в генетической памяти и передается каждому следующему поколению по наследству – их-то и изучали этологи, "родоначальником" которых был Конрад Лоренц, а называются такие стереотипы "комплексами фиксированных действий". Важно понимать, что это – исторический результат видового приспособления; это те образцы, которые век за веком подтверждали свою полезность и экономичность для данного биологического вида, в той среде, в которой он с большим или меньшим успехом выживает.

Среда обитания, в которой существуют дикие животные, намного однообразнее, чем та, которую создал для себя человек и в которую он пригласил своих домашних животных. Поэтому наследственных стереотипов, трудолюбиво созданных дикими предками и охватывающих все ситуации в их природном образе жизни, домашней собаке попросту не хватает. Нетрудно выделить те условия, которых человек придерживается от века – жилище, тип пищи, несколько различных типов пищедобывательного поведения (в некоторых из них, как и тысячелетия назад, активно участвует собака), использование транспорта, совместное существование разных, порой конфликтующих в природе, видов животных и прочее. Понятно, что формы поведения, соответствующие приспособлению к этим условиям, приобрели видовые масштабы и привели к эволюционной выработке наследственных стереотипов.

Но городская среда существенно отличается от сельской; даже в пределах городов есть разные районы, дозволяющие разные по смыслу и содержанию прогулки. И если деревенской собаке никогда в жизни даже не мечтается прокатиться в троллейбусе, то ей незачем и знать, как в него входить и где усесться. Зато городской собаке это может оказаться совершенно необходимым. Собака, выходящая с хозяином с крыльца коттеджа в собственный двор, ведет себя совсем не так, как собака, спустившаяся в лифте с пятнадцатого этажа и оказавшаяся на шумной улице. Деревенские и пригородные собаки отличаются от тех, кто живет в центре мегаполиса, настолько же, насколько квартира в многоэтажном доме отличается от отдельного домика с приусадебным участком. Практика показывает, что потомство деревенских собак приноравливается к лифтам и лестницам, к прогулкам по графику, к равнодушию к лаю соседских собак не сразу, с теми же сложностями, что и человек, переехавший из привычной ему деревни в город.

Следовательно, общевидовых стереотипов вида canis familiaris тоже оказывается недостаточно, домашним собакам приходится осваивать более специфические обстоятельства, вырабатывая и закрепляя стратегии и конкретные формы поведения соответственно разным типам окружающей  среды и требуемым действиям. Это не приводит к появлению подвидов, но разные категории собак, различающиеся по образу жизни – а значит, и по способам приспособления, и по особенностям психики и поведения, все же существуют и тоже наследуются.

Кстати, в той же степени своеобразна наследственность и возможности приспособления щенков, взятых, к примеру, из питомников вольерного типа, где их родителям и прародителям не нужны были многие из реальных форм поведения. Причем вот что интересно: угасают в равной мере и те формы поведения, которые присущи дикой природе, и те, которые пригождаются в совместном с человеком быту. При этом закрепление стереотипов в генетической памяти у животных и людей происходит по одним и тем же принципам, только у зверей оно протекает намного быстрее.

 Но грош цена была бы любому наследству, даже самому драгоценному, если бы его нельзя было практически использовать. Возможно, его придется слегка переделать и приспособить к собственной индивидуальной жизни! Я ни разу в жизни воспользовалась бабушкиным корсетом с китовым усом – таких теперь не носят, а вот зонтик китайского шелка на бамбуковой трости носила не без удовольствия. Платья тоже вышли из моды, а кружево и вышивка с них очень даже пригодились. Но вот почему-то в бабушкином сундуке не были запасены для меня ни мобильный телефон, ни компьютер, ни даже футлярчик для нынешних очков с линзами другой формы, чем были у моей бабули. И потом, хорошо было форсить с бабушкиным зонтиком в Петербурге, прогуливаясь в выходной день по Невскому проспекту, но на работу я с ним не ходила и нет никакой уверенности, что над моим дивным антиквариатом не смеялись бы, к примеру, в Смоленске, где живут родные моего мужа.

Вот так же и у зверей: во-первых, ценной наследственности может не хватить для того, что приходится делать в теперешней жизни, а во-вторых, надо еще уметь выбрать из этого арсенала то, что пригодится, а что надо усовершенствовать. А еще неплохо бы сообразить, что при каких конкретных обстоятельствах можно и нужно применять. Как тут обойтись без серьезного мыслительного процесса? И что тогда мы называем интеллектом, как не умение соображать, что и когда уместно делать? Проблема ведь не в том, касается ли это применения математических формул, оплаты поезда в автобусе или уместности изысканной вежливости (как человечьей, так и собачьей). Важнее всего принять правильное для данной ситуации решение!

А что, если врожденных поведенческих заготовок окажется недостаточно? Например, охрана своих, вне всякого сомнения, является для всех стайных животных инстинктом и основные формы ее отточены тысячелетиями. Однако настоящая собака-телохранитель не будет дожидаться нападения, чтобы подраться всласть, а предотвратит любую угрозу для хозяина, не подпустив потенциального врага. Но откуда собаке взять наследственные способы для обнаружения спрятанного в кармане пистолета? И больше того, как знать, что запах оружейной смазки следует считать признаком серьезной угрозы?

Здесь наступает черед стереотипов, которым человек учит собаку уже индивидуально, в процессе ее развития и накопления жизненного опыта. Такое целенаправленное и управляемое формирование стереотипов бихевиористы назвали "обучением". Да-да, практическим средством для этого является дрессировка, причем не только рабочая и служебная, а любая выработка полезных или, в крайнем случае, не вредных форм поведения в нашем общем с собакой быту. Результаты обучения служат тем же целям – разученные заранее варианты действий сокращают время, которое ушло бы на изобретение давно изобретенного. Так тренируются спортсмены, так отрабатывают этюды актеры, так каждый из нас осваивает навыки, необходимые для работы и жизни. Хороша была бы хозяйка, которой всякий раз приходилось бы заново соображать, как нарезать картошку для супа! В большинстве случаев этому учит мама, когда готовит дочку к самостоятельной жизни.

Но значит ли это, будто никто и никогда ничего не может освоить самостоятельно? Вовсе нет! Многие ли из нас учат собаку клянчить кусочки? Вряд ли, они это изобретают самостоятельно. Равно как и способы преступного проникновения на диваны, завладения хозяйской обувью. Впрочем, мы и в лифтах ездить собак почти не учим, не объясняем им, как усесться в машине, однако все эти мелкие жизненные умения вырабатываются как бы сами собой. Это и есть третья, может быть, самая значимая практически, группа стереотипов поведения – прижизненные приспособительные стереотипы. Если они оказываются удачными с точки зрения результата и эффективного использования энергии, то их стоит и дальше применять, а потом запоминать, обучать им детей и рассчитывать на то, что наиболее общие из них закрепятся в генетической памяти вида. Те, кто держит уже не первое поколение собак, дрессировщики, которые работают с внуками и правнуками прежних своих учеников, отмечают, что потомки нередко воспроизводят формы поведения, присущие предкам так, словно им надо только их напомнить.

Однако процесс формирования рефлексов и инстинктов не был бы так интересен, если бы он сам не подразумевал весьма интенсивной интеллектуальной деятельности. Выбор пригодных вариантов из арсенала (а он тем полезнее, чем больше средств в себя включает), комбинация их в пределах выбранной стратегии достижения цели, творческое конструирование новых форм из более мелких "кирпичиков" – эти задачи требуют никак не механического воспроизведения давно известного и разученного, а развитого мышления.

Сколько уж научный копий сломано в попытке определить пределы мышления у животных! Биологи и нейрофизиологи поставили бесчисленное множество экспериментов, пытаясь выяснить, например, обладают ли вороны экстраполяционным мышлением. Но чем придумывать условия эксперимента, так или иначе проверяющие исключительно ход мышления самого экспериментатора, не проще ли было проанализировать естественные для животных действия, которые те каждый божий день предпринимают в природе?

Экстраполяция – это способность продолжать в будущее замеченные закономерности, предвидеть развитие событий, протекающих по определенным правилам. И я не понимаю, как хищник без этого ухитрился бы поймать удирающую от него добычу или увернуться от падающего предмета. И навряд ли заяц, не будучи способен к экстраполяции, смог бы убежать от преследующей его лисицы и спрятаться, сообразив, что хищник пробежит мимо.

А как же насчет абстрактного мышления, которое, как считается, является высшей формой интеллектуальной деятельности, присущей только людям? Это умение использовать информацию в отрыве от непосредственного восприятия, в другом месте или в другое время. Это умение обобщать конкретные признаки объектов, сводя их в нежизненные, но важные для дальнейшего распознавания фактов модели-эталоны. Но пусть кто-нибудь просвещенный расскажет мне, почему собака не удивляется, увидев в миске гречневую кашу вместо привычных овсяных хлопьев – она ведь не должна понимать, что такое "каша вообще", "еда вообще"! Как служебная собака способна отыскать любую вещь с запахом определенного человека? Она, по "строго научной" логике не умеет "оторвать" запах от объекта и отнестись к нему как к общему признаку разных вещей!

Вы представляете себе волка, всякий раз впадающего в ступор при виде зайца? Ведь без абстрактного мышления он и понятия не имел бы, что это тоже заяц, как и тот, которого он поймал вчера. И с жилищем все было бы более чем проблематично, потому что своего логова он завести бы не сумел, а к родительскому умел бы подходить только той дорогой, какой его в раннем детстве впервые провела мать. Да что я говорю! Ведь мать тоже не сумела бы привести волчонка домой, по той простой причине, что сама не обладала бы способностью абстрагировать объекты и признаки. Остается только удивляться, как быстро теряет всякую ценность научная идея, последовательно прослеженная в реальной жизни! По той простой причине, что границы ее применимости забываются первыми, сразу после того, как идея становится общепризнанной и излишне обобщается неглубокими специалистами.

В понимании психической деятельности животных наука опирается на данные физиологии, изучающей главным образом устройство воспринимающего органа – глаза, уха, кожных и обонятельных рецепторов. Однако воспринимаемая информация ровно ничего не давала бы для жизни, не будь в мозгу анализаторов, способных ее перерабатывать. Мозг работает по  своим программам, к сожалению, практически недоступным для непосредственного изучения, поэтому наука физиология (к которой лично я отношусь в высшей степени уважительно) и хотела бы изучать их – да не может, не ее это задача! И одной из важнейших особенностей этих программ является их практическая направленность, называемая прагматикой: информация, не нужная для выработки реального поведения, не учитывается. Вот потому-то физиологи, не вникая в причины, и приходят к выводу о том, что звери этой ненужной информации не воспринимают. Или, больше того, к тому, что животные не обладают интеллектуальными механизмами, способными эту информацию осмыслить и использовать. Это примерно то же, что сказать, будто сейчас, когда я занята работой, моя кожа перестала ощущать температуру окружающего воздуха.

Однако – каждому свое! Не будучи физиологом и занимаясь не лабораторными исследованиями высшей нервной деятельности в искусственных условиях, а вполне жизненными вопросами реального собачьего поведения, я вынуждена исходить из того, что главным критерием приходится считать это же самое реальное поведение. В конце концов, не так важно, сколько в сетчатке собаки колбочек, обеспечивающих цветное зрение, намного важнее, влияет ли цвет предметов на поведение. И та же практика, давным-давно признанная единственным надежным критерием истины, убеждает, что собака вполне способна реагировать и на сигналы светофора, и на цвет собственной миски. Условие только одно – эта информация должна быть хоть сколько-то важной для жизни, от нее должно что-то зависеть.

И какая разница, в точности ли звериное распознавание цвета совпадает с человеческим? Да пусть цвет в их восприятии обозначается хоть кружочками, хоть пунктирной штриховкой, хоть клеточкой, как иногда делают чертежники на черно-белых чертежах!

Вот что на самом деле значит научный термин "антропоморфизм", которым пугают нас неуклонные последователи теории И.П.Павлова! Стоит только взглянуть на вещи с точки зрения жизненной правды, как сразу выясняется: все ужасы антропоморфизма таятся не в том, какой интеллектуальной и эмоциональной сложностью наделяется психика собаки, а в том, оценивать ли интеллект по подобию его устройству человеческих мозгов.

Наверх

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить

Здесь может быть ваша реклама